|
Воспоминания Вячеслава Михайловича Марьяна:
Сначала нас пытались призвать через военкомат - я ведь член КПСС. Говорили, что направят на уборочную страду. «Какая уборочная страда??? – спрашиваю. – Вы, наверное, набираете людей в Чернобыль?». Но мне так толком и не ответили, ну и я через военкомат призываться отказался. Но тут вскоре через «Сибхимстрой» стали открыто набирать добровольцев в Чернобыль. Ни денег, ни благ не обещали. Просто, наше поколение так уж воспитано было: «Если не я, то кто?». Ну, посовещался я со своим напарником и другом Бруевым, мы с ним вместе уже лет двадцать к тому времени проработали. Говорю ему: «Ну, что? Давай мы с тобою вместе и поедем. Надо же людей спасать. Здесь напарники, и там будем напарниками». Вот и пошли мы вместе записываться добровольцами. Нам обрадовались, тут же направили на медкомиссию. Но в первый набор мы все-таки не попали. Попали во второй, сентябрьский. Все было так четко организовано, что мы даже удивлялись: без каких-либо проволочек посадили нас на самолет до Киева. Оттуда электричкой мы доехали до Тетерево. Старшим Комлев был. Устроили нас жить в пионерлагере «Голубые озера». Питание исключительно четко было организовано, по талонам, но меню достаточно разнообразное. Столовых много было – ешь, что хочешь и сколько хочешь…
Как приехали в «Голубые озера», так в тот же день пошли на работу устраиваться. А я, оказывается, документы потерял. Сонный был, когда на цементовозе до пионерлагеря добирался. Все документы у меня в кармане были. Я, видимо, задремал, склонился на бок, и все из кармана выронил. Доехав до пионерлагеря, сразу же обратился в политотдел. Махом объявили по радио об утере и розыске моих документов. А на следующий день все мои документы лежали у солдатика-диспетчера на столе. Правда, деньги, конечно, исчезли... Взял я документы и сразу же отправился к начальнику базы. Он меня тут же на автобус определил, возить «партизан». «Партизанами» мы называли солдатиков-военнослужащих. Возил я их до ЧАЭС и обратно, в воинскую часть, кого-то - до станции Капачи, кого-то - до Иванково. Еще возил «дозиков», дозиметристов, то есть. Они проверят, прогонят через ПУСО, и тогда можно дальше ехать.
Особых мер по защите водителей автобусов не принимали. Какие тут можно было меры принять? Мы сами же и мыли наши автобусы, сами же и ремонтировали их. Хватали «грязь» по полной… Помню, решил я задние колеса почистить, чтоб меньше «фонило» - счетчик 40 показывал. Снял я колеса, стал грязь оббивать, зараженной пыли, конечно, наглотался… Потом напарник мой пришел, стал мне помогать. Сел верхом на колесо и оббивает грязь. Оббивал-оббивал, смотрю: хлоп – и в обморок. Я его в чувство привожу, а он мне: «Что-то мне плохо, голова болит и слабость сильная…» Он потом сутки отлеживался в домике, где мы с ним жили, никак в себя прийти не мог. Слишком много «грязи» нахватался…
Еще помню: командир одной из воинских частей попросил меня доставить как можно быстрее из Чернобыля в воинскую часть его солдатиков, минуя многочисленные ПУСО, поскольку солдатики «под завязку» радиации нахватались. Ну, я карту глянул, вижу - есть объездная дорога. По ней «партизан» и провез.
Работали все четко по графику – минута в минуту. А вот количество рентген, нахватанных водителями автобусов и грузовиков, дозиметристы вынуждены были занижать. К примеру, измеряют в моем присутствии: задние колеса – за 40. Измеряют фон в кабине водителя и говорят мне, что там всего 1, 7. Спрашиваю: «Как так? Разве может такое быть?». Потом мне «дозики» сами объяснили, что, оказывается, приказ вышел, чтоб занижать показатели для водителей автобусов и грузовиков.
Через неделю работы в Чернобыле забрали у меня «накопитель» на проверку, да так и не вернули. Потом я делал запрос, а мне ответили, что утерян, мол, мой накопитель. Видимо, все показатели «зашкаливали», вот и решили у меня изъять прибор, чтоб я сам не пугался… И у напарника моего накопитель одновременно со мною изъяли.
Мы с напарником работали себе и работали, не имея представления о последствиях, не знали, что так на здоровье может сказаться. Но были и те, что вовремя сумели сориентировался. На ЧАЭС каждые полчаса производились сбросы «грязи». У людей начиналась сухость во рту, даже жжение, и сильный кашель, хотя и проживали мы вроде бы далеко ЧАЭС. Некоторые люди, сообразив, что к чему, бежали оттуда как можно быстрее, даже недели не отработав, но не мы…
Недопонимали мы последствий воздействия радиации. Вот тот же начальник 3-й базы, Комлев, прошелся вокруг ЧАЭС. Я ему: «Выброси резиновые сапоги, в которых там ходил!». А он их снова и снова надевает, снова и снова в них ходит день за днем, не понимая, что «грязь»-то накапливается и накапливается.
Если б я знал, каким к нам ликвидаторам будет потом отношение после возвращения из Чернобыля, не поехал бы добровольцем. Нам всем пришлось судиться и доказывать, что мы участвовали в ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС. И я судился… Признали меня чернобыльцем, получил я денежную компенсацию за то, что потерял там здоровье.
Сначала, как только вернулся из Чернобыля, чувствовал себя нормально, а потом началось… Сначала перестал ощущать габариты автобуса – еду и шаркаюсь краем автобуса о бордюр. Потом вдруг сознание стал терять – поднимаю глаза от баранки, вижу светофор и не могу сообразить, как я там оказался… На автомате шел. Когда осознал, что пассажиров опасности подвергаю, ушел на инвалидность». |
